Я – дочь врага народа - Таисья Пьянкова

– Поэзия рабочей усталости… – с усмешкою шепчет сидящий рядом с Лизою парень с волосатой грудью.

Заглушая шёпот, Губошлёп ударяет кулаком в ладонь и сообщает:

– Только тогда, поньмаешь, вас будут публиковать!

Сидящий рядом опять довольно громко шепчет:

Лиза, сколько помнит себя, никогда не была наивным ребёнком. И всё-таки до этих пор умудряется им оставаться! Потому простодушно произносит:

– Батюшки мои! Что это за хреновина? Выходит, что Пушкин теперь не в тему?

– При чём здесь Пушкин?! – почти злобно недоумевает Губошлёп. – Уж не себя ли ты с ним равняешь? Я тебе сразу скажу: гений из тебя не получится…

– С меня и Быстриковой хватит! – дерзит Лиза от накатившей неприязни.

– Если хватит, зачем пришла?!

– Затем, что, кроме вас, тут ещё и люди есть…

Архипыч теряется и, пожимая плечами, спрашивает ребят:

– И где только таких воспитывают?!

– В нашем государстве! – сообщает Лиза и уточняет: – Я детдомовская.

– То-то…

От весомости сказанного «то-то» Лиза взрывается, говорит пронзительно:

– Поньмай не поньмай, а на чужом хребте не въедешь в рай…

– На твоём, што ли?

– Не на моём, а на нашем…

– Ну, – сокрушается Губошлёп, – нагляделся я за двенадцать лет руководства всякого шутовства, а такого!..

– О! – мешая ему договорить, восклицает Лиза. – У меня есть – про шута. – И она смело кидается в чтение:

Губошлёп дёргает головою, украшенной ухмылкою. Советует:

– Ну что ж! Попробуй опубликуй свой шедевр. Только никому не говори, что это я тебе посоветовал…

– О, Господи! Да при чём здесь публикация?! Да при чём здесь вы? Успею я ещё и в печать, и на ваше место… А вот вы на моё – фиг с маслом…

– Вы посмотрите на неё!.. Ей на моё место захотелось! Ах ты!..

– Ну давай, давай… Кто «ах я»?!

– Пошла вон!

После этого Губошлёп зеленеет и глохнет…

Лиза направляется к двери, не оборачиваясь, говорит:

– Всего доброго! До следующего занятия…

Вторник. Завтра день рождения Лизы. Ей выписаны к получке десять рублей премии. Но силы у государства не хватило выплатить зарплату своевременно.

Литобъединенцы встречаются по пятницам. В квартире и вовсе нет никому заботы о её летии… В одной из комнат – баба Ханя с дедом – добрейшим Мокеем-паркинсоном, в другой – затюканная мужем-пропойцей сорокалетняя старуха Нюся. С нею бы можно посидеть-потолковать, но у Лизы от жалости к ней закатывается сердце – хочется задавить её рыжего, кудреватого Толяна.

И всё-таки хорошо родиться ранней осенью! Всё поспело! Кругом переливается, трепещет, стелется под ноги природное золото!

Угоститься бы чем в такой день, но… Хотя… Дома, в тумбочке, ожидает Лизу кусочек солёного сала, горбушка хлеба и пара зубчиков чеснока.

«Щас приду, натру горбушечку и… с салом!» – думает она, шагая после работы домой.

Издали видит распахнутое окно своей «ванночки»; не может вспомнить – закрывала или нет? Решает, что сама – разиня. Однако не только окно, но и дверь её каморки оказывается распахнутой.

Квартира, несмотря на сквозняк, воняет водкой и прелью немытого мужика. В полую дверь видно, что на её кровати лежат чьи-то кирзовые сапоги.

При осторожном приближении хозяйка видит: вставлены в сапоги худые ноги в трико пузырём, которые уходят в тощую задницу, задница сужается в хребет, добавляется куриной грудкою и кадыком. Остаётся добавить стриженую головёнку с розовыми ушами, которые желают напомнить Лизе детдомовского директора – Штанодёра.

По полу каморки пораскиданы рукописи и фотографии…

Лиза в недоумении озирается.

Баба Ханя с порога кухни манит её к себе.

– Это нашему внучку по смерти Сталина амнистия вышла… – шепчет она. – На двадцать лет забирали… И… На вот! Явилси! Надеялись – до его приходу прибраться… Как теперь доживать?.. Они тут с Нюськиным Толяном разом снюхались… Вишь вон – как нажрался… Толян-дурак доложил ему про то, что в ванночке девка красивая живёт… Он сразу велел нам с дедом в комнату нашу даже не заглядывать: с тобою собралси там поселиться. А меня с дедом к тебе, сказал, перекидает… Ишь вон… Уже и спать у тебя завалился… Вызывали Петра-участкового; тот сказал: убийства нету, кражи нету, а так – сами разбирайтесь… Вот мы и высиживаем тут, тебя дожидаемся. Чё делать станешь?!

В кухне за столом дед Мокей – трясётся и плачет…

Тем временем Лиза думает про спящего «жениха»:

«Этот “Штанодёр” сволотнее Цывика будет!..»

А впереди – осенняя ночь! Шесть вечера – на улице уже свежо… Однако ночевать Лизе что в подъездах, что на парковых скамьях – не в новинку…

Лиза не хочет ни с кем связываться. Она молча направляется к выходу.

Баба Ханя, в спину ей, плачет:

– Ты чё ж это?.. Куды ж ты?.. Нам-то чё теперь остаётся?..